Вчера в Санкт-Петербурге были задержаны начальник СИЗО №3 и его заместитель. Их подозревают во взяточничестве и злоупотреблении должностными полномочиями. Теперь они поменяют статус охранников на охраняемых. Между тем, по данным Федеральной службы исполнения наказаний (ФСИН), в СИЗО и колониях сегодня содержится около 900 тыс. человек.

Из мест лишения свободы по легальным и нелегальным каналам поступают тысячи жалоб. Одни жалуются, другие бунтуют: только за 2006–2007 годы официально были зарегистрированы 39 волнений в колониях. При этом тюрьма все больше закрывается от общества. Реформа зоны, о которой было так много разговоров на самом высоком уровне, сегодня представляется несбыточной мечтой. «НИ» попытались выяснить, чем объясняется жестокость тюремщиков по отношению к осужденным и почему в колонии не пускают правозащитников.

Специалисты считают, что одна из главных причин массовых нарушений прав заключенных – это рост тюремного населения. При таком количестве арестантов (их почти миллион!) даже странам с более развитой экономикой, чем у нас, было бы трудно обеспечить сносные условия для осужденных и достойную зарплату для сотрудников пенитенциарных учреждений.

В 2003–2004 годах были внесены поправки в Уголовный кодекс, и десятки тысяч людей, осужденных за мелкие кражи и другие незначительные преступления, вышли на свободу. В результате общее число заключенных уменьшилось на 200 тыс. человек. Затем ситуация изменилась. За последние четыре года тюремное население выросло почти на 20%. Как отмечают эксперты, это произошло главным образом из-за ужесточения судебной практики. Судьи стали назначать предельные сроки наказаний. При этом значительно меньше людей стали освобождаться из колоний раньше срока. Кроме того, летом прошлого года Госдума приняла новый закон, по которому размер мелкой кражи снизился до ста рублей. Вместо штрафа воришкам стала грозить тюрьма.

Вступившие на «путь приспособления»

Центр содействия международной защите уже несколько лет получает письма от заключенных. Как правило, они пишут о пытках и о жестоком обращении во время следствия, а также о насилии, с которым сталкиваются уже на зоне. Избивают заключенных не только тюремщики, но и сами осужденные, которые становятся помощниками персонала в деле «воспитания». В последнее время правозащитники обращают внимание на существование в колониях секций дисциплины и порядка (СДП). Администрация создает эти объединения осужденных, чтобы управлять тюремным «контингентом». Согласно Уголовно исполнительному кодексу (УИК), осужденные не обязаны вступать в подобные организации. На практике же те, кто отказывается, подвергаются избиениям и унижениям.

О том, как это происходит, рассказывает в письме один из заключенных ИК-3, что в поселке Шакша (Башкирия): «Привозят в колонию, заводят в помещение отряда, угрожают расправой и изнасилованием, заставляют писать заявление в СДП.

Если отказываешься, волокут в туалет и бьют кулаками, ботинками, дубинками. Издевательства, унижения и пытки доводят людей до самоубийства. Очень часты случаи членовредительства. Вгоняют в свое тело штыри, вскрывают себе вены, чтобы привлечь внимание…» Заключенный ИК-5, что в городе Сухиничи (Калужской области), добавляет: «Осужденные ежедневно сталкиваются с провокациями со стороны членов СДП. Администрация практически приравнивает их к себе и поручает им выполнение своих обязанностей. Они свободно передвигаются по зоне, нагло ведут себя с теми, кто сидит в камере, крадут вещи осужденных».

Сами зэки называют таких людей «вставшими на путь приспособления». «Заключенных возмущает существование СДП, – объяснил “НИ” председатель правления фонда “Социальное партнерство” Валерий Борщев. – В 2005 году, когда несколько сот заключенных вскрыли себе вены в знак протеста против подобной ситуации в льговской колонии, я встретился с тогдашним министром юстиции Юрием Чайкой. Речь шла о том, чтобы ликвидировать подобные секции».

Но уже прошлой осенью заместитель директора ФСИН Эдуард Петрухин заявил, что не допустит ликвидации СДП, которые спасают колонии от «воровской малины»: «У нас каждый четвертый – убийца, насильник. У нас существуют разные секции: образовательные, пожарной безопасности, досуга, физкультуры и спорта. Если не будет таких секций, начнется беспредел…»

Управляемость прежде всего

«За колючей проволокой единственным фактором, определяющим степень исправления осужденного, является его абсолютная управляемость, – пишет в аналитической записке начальник отряда Верхнеуральской тюрьмы Сергей Скалаух.– В основе всех конфликтов между администрацией и заключенным всегда лежит стремление начальства отстоять свое право на вольную трактовку закона вплоть до его полного игнорирования».

Скалаух приводит пример из своей практики. Как правило, осужденные не хотят представляться как положено. Нужно назвать свое имя, статью и срок. «И никаких вам “здравствуйте!” Начальству все равно, что этого правила нет ни в каком законе. Тех осужденных, которые отказываются так представляться, сажают в ШИЗО, объявляют “злостными нарушителями”», – отмечает Скалаух.

Другой пример: закон определяет, что осужденные по территории колонии должны ходить строем. Но нигде не написано, что при этом зэки обязаны петь. Высокое начальство решает, что должны. «Челябинская область поет вся, – продолжает Скалаух.– Тех, кто упрямо сжимает зубы и петь не хочет, имея наглость заявлять, что эти требования противозаконны, прячут в ШИЗО. А кто остался – поет. Засняли на видео и отправили в Москву. Чтобы знали, мол, скоро мы окончательно победим преступность: осужденные все, как один, будут представляться, петь песни. И, выйдя на свободу, они уже больше никого не убьют и не ограбят». Между тем рецидив преступлений среди освобожденных раньше срока, то есть тех, кто правильно представлялся и громко пел, составляет 25–35%. Такой же, как и у отбывших весь срок.

Начальники отрядов по воспитательной работе ведут огромную бумажную бюрократическую работу. Они тратят больше 60% своего рабочего времени на составление различных отчетов, анализов, справок. В этих отчетах, разумеется, ничего не сказано о том, как на самом деле «воспитывает» заключенных персонал колонии. Вот одно из свидетельств, пришедшее из мордовской колонии № 18: «Сотрудники избили осужденных, после чего те объявили голодовку. Чтобы привлечь внимание, один из них вогнал себе в грудь железный стержень. Во время проверки прокурора этого осужденного спрятали, сказав, что отправили в больницу. На самом деле, его просто посадили в ШИЗО, не оказав никакой медицинской помощи. Так человек просидел с железным стержнем в теле четыре месяца».

«Не стоит драматизировать ситуацию, считая, что все сотрудники издеваются над осужденными, – говорит “НИ” бывший начальник Можайской воспитательной колонии Борис Шатохин. – Из ста тысяч заключенных лишь один сталкивается с издевательствами. Но ситуация будет ухудшаться, если не изменится психология сотрудников и их отношение к осужденным. Но разве будет уважающий себя человек работать за такую зарплату? Это должен быть или фанат своего дела или тот, кто рассчитывает заполучить какие-то блага помимо жалованья. Сотрудник воспитательной колонии, например, зарабатывает меньше, чем московский дворник. Не говоря о контролерах, которые стоят на вышках. Они получают совсем мизерные деньги. При этом сотрудники обладают огромной властью над осужденными. И некоторые пытаются эту власть демонстрировать».

«Меры приняты»

Жалуются заключенные и на плохие бытовые условия: переполненность камер и нехватку спальных мест и плохое питание. Например, в брянской колонии на ужин дают квашенную капусту, кусок рыбы и молоко. Выдержать такое сочетание блюд желудок заключенных не может. А заключенным в Нижнем Новгороде два года давали суп и макароны. Еду готовили в ближайшей пельменной. Поэтому супом называлась вода из-под пельменей, куда закладывался рис. Пишут осужденные и о совместном содержании здоровых и больных, нехватке лекарств.

Сотрудники Центра содействия международной защите проанализировали 1,2 тыс. писем заключенных, полученных с августа по октябрь 2007 года. Послали выдержки из них во ФСИН. Ответ пришел через месяц и десять дней: «Приняты меры по устранению причин и условий выявленных недостатков».

«Как они могли за месяц с небольшим устранить причины?– удивляется заместитель директора Центра Валентин Моисеев.– Наша идея была послать сигнал. Кроме того, мы добиваемся возможности посетить колонии и проверить то, что написано в этих письмах. Нам не разрешают под разными предлогами».

Так, например, Центру отказали в проведении мониторинга в колониях. Причина: организация зарегистрирована в Москве. И значит, ее деятельность «может распространяться только в пределах данного субъекта РФ». Все бы хорошо, но в столице нет колоний, поэтому и посещать нечего.

Сотрудник ФСИН Александр Маланкин рассказал «НИ», что было сделано после получения мониторинга писем заключенных: «Мы направили по округам представителей управлений. Были устранены недостатки. Проведены беседы с персоналом». С трудом верится, что в ИК-5 города Сухиничи срочно отремонтировали душ, где, по словам заключенных, «на стенах налет неизвестного происхождения и грибковая поросль» или навели порядок в ИК-2 города Челябинска. Там, если верить письму осужденного, «камеры находятся в катастрофическом состоянии, сырость, холод и заболевания туберкулезом, различные кожные заболевания».

Вынести «сор из избы»

Чаще всего в письмах заключенных упоминаются ИК-5 из города Сухиничи, колония №1 из поселка Пирсы в Архангельской области, а также ИК-2 из Челябинска. Правозащитники убеждены: там назревает недовольство. А именно оно, как показывает опыт, приводит к бунтам. «Удивляет, что ФСИН вместо того, чтобы искать истинные причины протестных акций, занимается поиском их организаторов и обвинениями правозащитников»,– продолжает Сергей Скалаух.

Бывший начальник Можайской воспитательной колонии Борис Шатохин объясняет нелюбовь тюремщиков к правозащитникам «нежеланием выносить сор из избы». «Если общественники говорят о том, что происходит в какой-то конкретной колонии, тень ложится на всю пенитенциарную систему. Другое дело, что их информация часто подтверждается, – рассказал он “НИ”. – Когда я работал в Можайской колонии, я принимал от них помощь. Я их не боялся. Мне было нечего скрывать и было небезразлично, что обо мне подумают те, кто освобождался и те, с кем я могу потом встретиться на воле».

Правозащитников встречали с распростертыми объятиями, когда они привозили гуманитарную помощь. Когда же бюджетное финансирование увеличилось, колонии перестали голодать, к посетителям стали относиться настороженно. Выбирать лояльных, ограничивающих свою деятельность КВН, конкурсами красоты, не задающими лишних вопросов.

На критику в тюремном ведомстве реагируют крайне болезненно. В ближайшее время в московских судах будут рассматриваться два дела – против правозащитников Валерия Абрамкина и Льва Пономарева. Их обвиняют в клевете на сотрудников ФСИН.

Вот и получается, что реформа тюремной системы, которую в 90-х годах правозащитники затевали вместе с тюремщиками, закончилась контрреформой. Почему? «Одна из причин: реформы, объявленные политическим руководством страны, в конце концов приобрели явно ведомственный характер, – высказывает свою гипотезу Валерий Абрамкин. – Вероятно, в наших прогнозах мы не учли, что встретим такое ожесточенное сопротивление всех государственных структур, которые входят в систему уголовного правосудия. Сейчас система становится все более непроницаемой для легального общественного контроля, и задача проведения реальных реформ оказывается еще более трудно разрешимой».